Илья Абрамович Липес
Родился в 23 ноября 1952 года в Первомайске Николаевской области. В 1960-1970 гг. учился в Первомайской школе № 12, а после - в Нежинском педагогическом институте по специальности «английский язык и литература». Работал учителем в Черниговской области, а также руководил литературной студией Чернобыльской атомной станции после произошедшей там аварии. В 1991 году уехал в Израиль, где жил в Иерусалиме. Преподавал английский язык, работал переводчиком в Американской благотворительной организации. С 1997 года постоянно проживает в Торонто (Канада), где работает переводчиком и нотариусом, а также руководит литературно-музыкальным клубом. Занимается переводами поэзии Шекспира, Шелли, Китса, Дикинсон, Фроста, Элиота, а также – современных украинских и израильских поэтов. Печатался в различных русскоязычных газетах и журналах Израиля и Канады. Пишет стихи и прозу на русском и украинском языках. Автор книги «Лирика. Переводы и стихи», вышедшей в 2008 году в Канаде. Финалист Третьего Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира» (2011 г.) и Победитель конкурса поэтов-переводчиков Четвертого Всемирного поэтического фестиваля «Эмигрантская лира» (2012 г.).
Памяти Бориса Пастернака
Презреть каноны светомаскировки
В закупоренном, зачумленном доме,
Рассеять мрак, идя по самой бровке,
Где сочинитель, бережно ведомый
Надёжным, ненавязчивым прикормом,
Имеет санкцию на ослушанье
И гонор, но – согласно норме.
Что побудило к этому? – Призванье? –
Скорей нужда не покориться веку,
Уйти в необратимую дорогу,
Навеки оставаясь человеком
Перед собой, людьми – и перед Богом.
Воскресное утро графомана
Я просыпаюсь нехотя, хотя
Без грусти, и почти ни с кем не споря,
С восторгом вязну в ритуальной хвори:
Закланный список взглядом облетя,
Ищу, кого сегодня обчитать
Своими светоносными стихами.
Что ни «знаток» – то утконос в пижаме:
Уж лучше бы и вовсе не искать. –
И тут внезапно наступает зуд…
Его я называю вдохновеньем.
Остерегись, жена, мне в это время
Опять талдычить про какой-то пруд
Иль крикнуть несуразное «Ты где?» –
Учти, отвечу в рифму – и не глядя!
Сейчас мне важно правильно приладить
Громаду слов. Ну, скажем, «гладь» – к «воде»,
К «морозу» – «розу», к «небу» – «синеву»,
А к «ветерану» – «рану» и «Балканы» –
Покрасивее чтобы, порумяней…
И – ждите, бедолаги: я всплыву!
Себя от мира кругом очертя,
Взглянув небрежно и почти – что вчуже
На всё, что колобродило снаружи,
Он распростился с прожитым, шутя… –
Устал повсюду соблюдать устав
Чужой среды, обвыкся в глухомани
И окрестил свой угол «Бирюкани».
Он полагал, что, несомненно, прав,
Безлюдье выбирая по уму,
Но как ему, порой, недоставало
Кого-нибудь, кому сказал бы вяло:
«Как здорово живётся одному».
По Брайтону, по длинному настилу
Друг другом, может, только и хранимы,
Фланируют неспешно старожилы –
Упитанные марики и фимы,
Со смаком рассуждая «за Одессу»,
То в меру сдержанно, то вoзгорая…
Поодаль два восторженных балбеса
Хихикают, подружек задирая…
Но весь благоустроенный мирок
Уже давно в заплатах и прорехах. –
Увы, ему уже отмерян срок
За всю беспечность и за все огрехи.
Куда ни глянь: кругами по воде
Ликует, балаганит «инородье»…
Оно приладилось к чужой среде
И рвёт из рук ослабшие поводья.
Я ледве встиг...
«Я все забув…»
Дмитро Іванов
Я ледве встиг замурувати гроти
Моєї посивілої душі,
Як їх раптово зрушив і прошив
Твоїх долонь ледь-ледь вітчутний дотик.
Я так давно тебе відтяв.
Тобою марити не можу більш. Доволі.
Якого ще ти потребуєш болю,
Якого ще чекаєш каяття?...
Я все забув. Мені чимало років, -
І з кожним днем біліша борода,
Але твій голос і твоя хода
Мене жбурляють знов у злий неспокій.
Я так давно тебе відтяв.
Тобою марити не можу більш. Доволі.
Якого ще ти потребуєш болю,
Якого ще чекаєш каяття?...
Куба. 2010 год
Неутомимый Че, ты чей теперь? –
Да ты идёшь как экзотичный зверь:
За каждый лик по восемь песо с носа. –
Давно сменив мачете на подносы,
Твои надёжные бойцы, барбудо,
Уже давно не в ожиданье чуда…
Зато плодится всякий мелкий бес, –
Он с именем твоим наперевес
Побьёт витрины где-нибудь в Париже,
Побуйствует – и в бары к ночи ближе.
Лечил бы прокажённых ты, ей-богу.
Что было проку в равенстве убогих…
Неутомимый Че, ты чей теперь?...
Задурно, тобто, задарма
Мені дісталася дорога
В цей Божий світ, а я, небога,
Все вередую, що нема
У мене то грошей, то хисту,
Що ані глузду, ані змісту
В моїй щоденній метушні...
Чи зміниться колись на інше?...
А криги на душі все більше. –
Не тане навіть повесні.
Незчулись ми, як швидко перейшла
Облога дощова... Гей! Годі спати!
Час вирушати вже, час – вирушати...
Бо, поки варта ще не дуже зла,
Нам варто йти без гвалтівних прощань.
Доволі, ох... доволі гнути спину
І за свою, і за чужу провину,
Доволі лихослов’я і знущань
Та довгих, непровітрених ночей.
До того ж треба не псувати звичай
Розбитим шляхом лікувати відчай
І повертатись до старих печей.
Мене вітали вітчайдушно чемно
І частували щиро, хоч затемно...
З якими усесильними панами
Я пив тоді!... Здавалося під нами
Прогнувся білий світ увесь! – Але
Мені було на той час дуже зле!
Ми стали кревні аж до третіх півнів.
“Ні елліна, ні іудея...” – рівні!
І я, щоправда, ніби й приблукалий, -
Улещеним себе відчув... Як вдало
Все, зрештою, проходило... але
Мені було на той час дуже зле!
Илья Липес читает стихи Леси Украинки на украинском языке. Торонто, 2015 г.
Обабіч ближнього струмка
Ще марево неспішно кружить,
Ще пугач сумно не гука
І потяг тишу не подужав. –
Неквапом йду під вітерець.
Та чи від себе чи до себе?
Ще півгодини – навпростець,
А потім – треба, треба, треба…
Исповедь человека на плаву
Я – от мира сего. В меру щедр, в меру груб,
Добродушен и благопристоен.
Не имею врагов, хоть не очень-то люб
И на томных романсах настоен.
В хлябь любую немедля суюсь головой
Ради лакомой пайки – так вышло,
Чтобы вам доказать: я – в порядке, я – свой!
Свой до самых кишок, хоть и пришлый.
Как бы близко не подползал к пирогу –
Всё равно маловато на брата…
Я от мира сего непременно сбегу.
Не сегодня, не завтра… когда-то.
Поэтические переводы
Шекспир. Сонет 66
Я смерть зову: мне больно, я устал
Повсюду видеть мужество в нужде,
И сытого ничтожества оскал,
И все надежды в давящей узде,
И славу, возданную подлецам,
И девственность, толкаемую в блуд,
И правду, обречённую на срам,
И перед властью лебезящий суд,
И безъязыких муз у ног цензуры,
И наставленья глупости – уму,
И простоту с тавром наивной дуры,
И вакханалью зла, как пир в чуму…
Невмоготу… Зову я смерть скорбя,
Но как, скажи, покинуть мне тебя?!
SONNET 66
Tir’d with all these, for restful death I cry,-
As, to behold desert a beggar born,
And needy nothing trimm’d in jollity,
And purest faith unhappy forsworn,
And gilded honour shamefully misplac’d,
And maiden virtue rudely strumpeted,
And right perfection wrongfully disgrac’d,
And strength by limping sway disabled,
And art made tongue-tied by authority,
And folly (doctor-like) controlling skill,
And simple truth miscall’d simplicity,
And captive good attending captain ill:
Tir’d with all these, from these would I be gone,
Save that, to die, I leave my love alone.
Илья Липес на литературном вечере журнала "45-я параллель". Торонто, 2015 г.
Robert Frost
Blue-butterfly Day
It is blue-butterfly day here in spring,
And with these sky-flakes down in flurry on flurry
There is more unmixed color on the wing
Than flowers will show for days unless they hurry.
But these are flowers that fly and all but sing:
And now from having ridden out desire
They lie closed over in the wind and cling
Where wheels have freshly sliced the April mire.
День синих мотыльков
Весна. День мотыльков. Куда ни глянь –
Они кружат. Их крылышки синее
Всех окружных, фиалковых полян,
Что оживут, согревшись, чуть позднее.
Летящие цветы. Жаль, не поют.
Но, ослабев, к земле всё ближе, ближе, –
И вот они уж под ногами, тут,
В разъезженной, апрельской, вязкой жиже.